Неточные совпадения
— Ну… сделать… или, как это… уступить… Господи, боже мой! да что же это за несчастие на меня! Я так всегда тебя уважала, да и ты всегда со мной «по-родственному» был… и вдруг такой разговор! Право, хоть бы наши поскорее приехали, а то ты меня точно
в плен взял!
— Я и сам не знаю, но надо достать, а потом расчет у меня самый верный: у меня есть человек — Иван Голован, из полковых конэсеров, очень не умен, а золотой мужик — честный, и рачитель, и долго у азиатов
в плену был и все их вкусы отлично знает, а теперь у Макария стоит ярмарка, я пошлю туда Голована заподрядиться и образцов
взять, и задатки будут… тогда… я, первое, сейчас эти двадцать тысяч отдам…
Но Михельсон ударил на мятежников со всею своею конницею, рассеял их
в одно мгновение,
взял назад свои пушки, а с ними и последнюю, оставшуюся у Пугачева после его разбития под Троицкой, положил на месте до шестисот человек,
в плен взял до пятисот и гнал остальных несколько верст.
Михельсон быстро напал на неприятеля, смял и преследовал его более двадцати верст, убив до четырехсот и
взяв множество
в плен.
Полдневный жар и усталость отряда заставили Михельсона остановиться на один час. Между тем узнал он, что недалеко находилась толпа мятежников. Михельсон на них напал и
взял четыреста
в плен; остальные бежали к Казани и известили Пугачева о приближении неприятеля. Тогда-то Пугачев, опасаясь нечаянного нападения, отступил от крепости и приказал своим скорее выбираться из города, а сам, заняв выгодное местоположение, выстроился близ Царицына,
в семи верстах от Казани.
— Нет, пудов двенадцать, я больше теперь не подниму, а был силен: два француза меня, безоружного, хотели
в плен отвести, так я их за вихры
взял, лоб об лоб толкнул и бросил — больше уже не вставали. Да русский человек ведь вообще, если его лекарствами не портить, так он очень силен.
Культ мадонны не только язычески красив, это прежде всего умный культ; мадонна проще Христа, она ближе сердцу,
в ней нет противоречий, она не грозит геенной — она только любит, жалеет, прощает, — ей легко
взять сердце женщины
в плен на всю жизнь.
Жутко первое время было
в цепи стоять… Чего-чего не придумаешь… И убьют-то тебя, и
в плен возьмут, и шкуру с живого драть будут, и на кол посадят… А потом
в привычку вошло, и думушки нет: стоишь да послушиваешь, да житье-бытье российское вспоминаешь…
— Хорошо, господа, хорошо! — сказал он, наконец, — пускай срамят этой несправедливостью имя французских солдат. Бросить
в тюрьму по одному подозрению беззащитного пленника, — quelle indignité [какая гнусность! (франц.)]. Хорошо,
возьмите его, а я сейчас поеду к Раппу: он не жандармской офицер и понимает, что такое честь. Прощайте, Рославлев! Мы скоро увидимся. Извините меня! Если б я знал, что с вами будут поступать таким гнусным образом, то велел бы вас приколоть, а не
взял бы
в плен. До свиданья!
— Он роду не простого, — сказал Гаврила Афанасьевич, — он сын арапского салтана. Басурмане
взяли его
в плен и продали
в Цареграде, а наш посланник выручил и подарил его царю. Старший брат арапа приезжал
в Россию с знатным выкупом и…..
Там на первом плане действуют сами новгородцы, и притом рассказано, что они
взяли Всеслава
в плен и только ради Христа отпустили его.
Раз,
в одну из своих ночных экспедиций на дорогу с кунаками, ему случилось ранить пулей
в ногу одного немирного чеченца и
взять его
в плен.
Так все и подумали, что пропал Левко без вести, чи
взяли его
в плен, чи зарезал его где-нибудь поганый турка.
Как забрал Ермак всю эту землю, послал Ермак посла к Строгановым и письмо. «Я, говорит, Кучума город
взял, и Маметкула
в плен забрал, и весь здешний народ под свою руку привел. Только казаков много истратилось. Присылайте народа, чтобы нам веселее было. А добра
в здешней земле и конца нет». И послал он дорогих мехов: лисиц, куниц и соболей.
Индейцы
взяли на войне
в плен молодого англичанина, привязали его к дереву и хотели убить.
— Да что же он, сам-то уськал, уськал свой народ, травил его исламом, а как попался, так сам же с повинной пришел к нашему вождю. Ведь, небось, не бросился
в пропасть, как
в плен его
взяли? Нет, привел-таки своих жен и сыновей, и внуков и сдал их на русское милосердие.
— Вы знаете, я когда-то была восточной царевной. Царь-солнце
взял меня
в плен и сделал рабыней. Я познала блаженную муку насильнических ласк и бича… Какой он жестокий был, мой царь! Какой жестокий, какой могучий! Я ползала у ступеней его ложа и целовала его ноги. А он ругался надо мною, хлестал бичом по телу. Мучительно ласкал и потом отталкивал ногою. И евнухи уводили меня, опозоренную и блаженную. С тех пор я полюбила солнце… и рабство.
— Душегуб! Чего нам тут стоять? Видишь, все уходят!.. Старшему-то врачу хорошо говорить, его
в плен возьмут, а нас раньше
плена всех перережут.
У меня на душе тоже была тупая, ни на что не отзывающаяся усталость. Ну,
в плен возьмут, ну, застрелят, — это было так бесконечно безразлично! Спать, спать — одно лишь важно.
Несколько месяцев тому назад полководец московский
взял его
в плен и посадил на его место другого царя.
Убийце сына он не размозжил головы шестопером; нет,
взяв его
в плен, он привязал к хвосту коня и по пням, по камням примчал
в лес на съедение волкам.
Полуектов. Не
взял ли ты кого
в плен на форпосте?
Наконец он окружен со всех сторон русскими, которые, как заметно было, старались
взять его
в плен, сберегая его жизнь.
На шум дворни вошел Щурхов
в переднюю. Узнав, о чем дело шло, потребовал себе калмыцкий тулуп и изъявил желание видеть обезьяну герцога курляндского и, если можно,
взять ее
в плен.
— Нас тебе нечего опасаться. Мы не
в плен пришли
взять князя тверского, а проводить с честью Михайлу Борисовича, шурина великого князя московского.
В плену и без того довольно князей у нашего господина: Иван Васильевич велел то же сказать тебе. Мои молодцы, сурожане и суконники московские, проводят тебя до первого яму и до второго, коли тебе полюбится. Выбери сам провожатых, сколько
в угоду тебе. За один волос твой будут отвечать головой своей. Порукою тебе
в том пречистая матерь божия и Спас милостивый.
Подчинив себе всех мальчишек
в деревне, я составил из них стрелецкое войско, роздал им луки и стрелы, из овина сделал дворец, вырезал и намалевал, с помощью моего воспитателя, царицу Наталью Кирилловну с сыном на руках и сделал их целью наших воинских подвигов. Староста разорил было все наши затеи, называя меня беззаконником, висельником: я пошел со своею ватагою на старосту,
взял его
в плен и казнил его сотнею горячих ударов.
Взять же
в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут
в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно
взять ее, когда она сядет на руку.